Но когда они умерли, я передаю их Христу, и я уверена, что им там хорошо. И продолжаю молиться за них в храме и дома.
К. М.: – Но есть еще один аспект. Ведь когда мы наблюдаем страдания другого или какую-то несправедливость…
Ф. Г.: – Несправедливость – это неправильное слово! Несправедливость – это значит, что Господь несправедливо поступает и мы осуждаем Его. Он поступает непонятно. Но не несправедливо! Кроме того, это говорит о том, что мы считаем себя «жертвой» злого Бога или злой судьбы.
К. М.: – Наше восприятие чего-то как несправедливости может быть ошибочно, но в момент переживания мы это как-то внутренне маркируем, обозначаем, что это несправедливо. И поэтому в нас что-то восстает. А ведь у кого-то, я думаю, в этот момент может возникнуть сомнение в Самом Боге. Не в том, есть Он или нет, а в том, такой ли Он, как я до этого думал? Могу ли я Ему так же доверять, нет ли тут какой-то моей ошибки в понимании, каков Бог, если такое происходит? Судя по тому, что вы говорите, даже в эти моменты вы не сомневаетесь в Боге. На чем основано это доверие? На опыте какого-то внутреннего личного отношения? На том, что вы знаете, что Христос, которому вы молитесь, поскольку вы Его знаете, не обманывает? Или на чем-то еще? Что помогает не терять доверие Богу и не сомневаться в Нем?
Ф. Г.: – Не знаю. Я просто доверяю Ему. И как-то… ну, люблю Его – но это большое слово.
К. М.: – Но может быть, это единственное возможное слово в этой ситуации? Иногда других слов, кроме больших, нет.
Ф. Г.: – Не знаю, перед страданием человека слова часто неуместны… Но обращаться ко Христу – да, Он единственный, кто дает мне смысл. И это не просто «от ума», это глубже. И мне так ясно, что Он все мне давал и дает. Даже если будет страдание, надеюсь, что и тогда буду все равно это принимать, потому что это от Него. Не знаю, почему у меня такое убеждение. Не знаю, почему я так легко переезжала из Голландии в Англию, из Англии в Россию… И не понимаю, откуда это отношение к страданию, своему страданию в первую очередь. Но я действительно уверена, что Бог хочет только спасти человека. Владыка где-то говорит, что когда человек серьезно заболеет, то от Бога зависит, от Его решения, как Он будет его исцелять – исцелит его от болезни или возьмет Его к себе. В чем спасение человека – только Бог решает. Мир после смерти так реален! Когда человек страдает, надо быть с ним. Но восстать против того, что он страдает, – это другое. Я не говорю, что страдание дает отпущение грехов. Владыка никогда не говорил об этом. Он даже говорил, когда моя мама неожиданно умерла: «Она, по крайней мере, не страдала». Некоторые верующие бы сказали: «Надо было ей пострадать, чтобы было отпущение грехов». Думаю, что это не всегда так. Но страдание имеет смысл; осмысление страдания – это крайне важно. Я не могу говорить человеку, который страдает, в чем состоит смысл его страдания. Что я могу «делать» – это дать своему сердцу раздираться болью за человека, который так страдает. Но человек может расти. Я это вижу у детей и у взрослых. Иногда спрашиваю: «А чему вы научились, когда вы болели?» Частый ответ: «Терпению». И это уже много.
Мало кто молится, я думаю. И поэтому так трудно. Когда не знаешь Бога… Очень много людей говорит: «Я больше Богу не верю, раз Он дает такое страдание – моим близким или мне…» Владыка говорит: Бог может это принять. Гнев на Бога – это еще не потеря веры. Это выражение боли.
К. М.: – У меня тогда последний вопрос. Вы пессимист или оптимист?
Ф. Г.: – Думаю, оптимист. Хотя часто оптимист – это человек, который, может быть, недостаточно глубоко живет и не видит реальности и трагедии мира. Скорее я реалист, который верит в Воскресение!
К. М.: – Как говорят, пессимист – это просто хорошо информированный оптимист.
Ф. Г.: – Но я не пессимист! Иначе я бы не жила здесь столько лет.
К. М.: – Знаете, почему я об этом спрашиваю? Может быть, пессимист, оптимист – термины не самые удачные, слишком уж они широкие и многозначные. Но мы буквально недавно в беседе с одним священником обсуждали эту тему. Я замечаю, что среди христиан, да и, думаю, вообще среди людей, даже не обязательно церковных, верующих, есть два типа. Все мы понимаем, что жизнь сложна. Но кто-то делает акцент именно на этом – «посмотрите, как много вокруг боли, страдания, и надо как-то через это прорваться». А вторые делают акцент скорее на том, что «да, боли и страдания много, но мы все равно прорвемся, Бог все равно сильнее!» Что вы об этом думаете?
Ф. Г.: – Я читаю газеты, смотрю новости в интернете и вижу, что страдания в мире очень много. Иногда говорят: нас это не касается, это не в России, это в Европе, это в Америке и так далее. Я думаю, это ошибка. Мы здесь, чтобы быть в миру – в миру, где очень много страдания. Надо это принимать как факт и по возможности научиться сострадать. Я молюсь за людей, которые убиты, которые погибли в какой-нибудь катастрофе… Особенно на Литургии молюсь за них. Потому что мы часть всего мира, не только христиан, Тела Христова. Надо не закрывать глаза, а увидеть до конца, что есть много страдания а мире, и да, можно стоять перед Богом и понимать, что «Господь сильнее», но наша задача в том, чтобы что-то делать – или молиться, или конкретно что-то делать, как-то помочь, физически помочь, если есть возможность. Если здесь, в России, люди страдают, им нужно каким-то образом помочь. Молитвой прежде всего, я думаю, потому что молитвы не хватает, не хватает глубины молитвы. И крик души к Богу – не в том, чтобы сказать «Ты делай», но: «Действуй в моем сердце, помоги, пошли меня!» Как раз у нас не хватает того, чтобы действовать самим во Христе и с Ним.
Я, наверное, реалист больше, чем оптимист. Но оптимист в том смысле, что все в руках Божиих. И это не просто слова. Не очень люблю, когда говорят: «На все воля Божия» – в этом слышится как будто
